Однажды от одного знакомого спецназовца я услышала такую фразу: «Страшно не на войне — страшно после войны». Смысл этих слов я по-настоящему поняла, когда познакомилась с человеком, чудом вернувшимся с того света. Это старший лейтенант Евгений Воробьев. Разведчик 46-й отдельной ордена Жукова бригады оперативного назначения внутренних войск, которая дислоцируется в Чеченской республике. После тяжелейшего ранения он целый год провел в больничной палате. Перенес восемь операций. Пять раз оказывался в состоянии клинической смерти.
Мы встретились с Женей в Грозном. Через два месяца после выписки. Старший лейтенант Воробьев вернулся в строй, а вскоре ему вручили заслуженную награду — орден Мужества.
С детства Женька жил по строгому распорядку: подъем в шесть утра, зарядка, пробежка, уроки в школе, потом занятия в музыкалке на баяне и фортепиано, а под вечер несколько спортивных секций. Он любил, когда жизнь насыщена до предела. Ему нравилось ставить перед собой все новые и новые цели и преодолевать трудности на пути к успеху.
Воробьевы жили в алтайском селе Голуха: частный дом, трое детей — Женя, Коля и Раечка, большое хозяйство — коровы, козы, лошади, своя пасека, а вокруг — тайга. В седле Женька уверенно сидел лет с пяти, да и вообще парень он был ловкий. Не отличаясь высоким ростом, успешно играл в баскетбол, здорово прыгал в длину и всегда опережал сверстников на полосе препятствий.
Отец, Аркадий Александрович, проводил с сыном тренировки по боксу и рукопашке. Закончив бить «грушу» в спортзале, Женька шел на репетицию в школу. С друзьями они организовали вокально-инструментальный ансамбль. Воробьев и тут был мастером на все руки — мог играть и на фортепиано, и на синтезаторе, и на баяне.
Когда настало время выбирать профессию, он все больше думал о поступлении в военное училище. Двоюродный брат Сашка уже носил курсантские погоны и, приезжая в отпуск, с азартом рассказывал о своей учебе в Новосибирском военном институте внутренних войск. Выучиться на офицера означало не только получить достойную профессию, но и вырваться из села, где единственное «градообразующее» предприятие, цементный завод, давно перестало быть престижным местом работы.
Вступительные экзамены в Новосибирский институт Воробьев сдал без особого труда и был зачислен в разведвзвод. Больше всего Женьке нравились полевые выходы. Курсантов-разведчиков порой суток на пять вертушками забрасывали в тайгу, откуда они должны были самостоятельно добираться до расположения учебного центра в Искитиме. Здесь тогда только строилась учебная база для подготовки военнослужащих подразделений специального назначения. Многие объекты тренировочного комплекса курсанты делали своими руками. В учебном центре в свободное от основных занятий время курсант Воробьев успевал проявлять свои способности в разных сферах. Например, часто выполнял обязанности повара. Готовить он любил, и это у него хорошо получалось. Казалось, любая задача была по плечу невысокому шустрому парнишке.
По окончании училища распределиться он хотел туда, где у разведки есть реальная боевая работа. Много слышал про 46-ю отдельную бригаду оперативного назначения, поэтому изъявил желание служить в одной из частей этого воюющего соединения.
Из Сибири в Ростов, из Ростова в Моздок, из Моздока в Грозный — для сибирского паренька все в этом путешествии было новым. Когда вертолет, поднявшись в Моздоке, держал курс на «Северный», Женька жадно смотрел в иллюминатор, и от волнения перехватывало дух: он парил над снежными шапками гор, летел навстречу новой жизни, полной боевой романтики, приключений и побед.
Бой у Хаттуни
— Иногда идешь по горам, и ничего не хочется. Сил нет, так бы и упал. А идти надо. Надо себя перебороть, задачу по-любому выполнить должен,— говорит Женя, и в его голосе чувствуется несломленная сила. Когда он прибыл на Кавказ, казалось, что детские мечты сбылись: вот она — настоящая боевая работа — разведка и поиск, выжидание боевиков на заслонах, сопровождение воинских колонн. Об опасности лейтенант как-то не задумывался. Даже приметами пренебрег, когда попросил сослуживца сфотографировать себя на мобильный телефон в веденском лесу у села Хаттуни. На дереве, возле которого сделан снимок, нацарапана дата — 19.07. (2010 год). Через несколько минут после фотографирования рядом с этой датой на коре дерева появится след от пуль…
— Была чудная ясная погода,— вспоминает разведчик,— в район поиска нас забросили накануне ночью. Нужно было найти базу боевиков. Я шел в головном дозоре. Тропа вела сверху вниз. Чутье подсказывало, что надо остановиться и внимательно проверить это место. Я повернулся к своим бойцам, чтобы дать знак, и в этот момент под возгласы «Аллах акбар!» по мне стали стрелять. Как потом выяснилось, в густых зарослях у бандитов был оборудован пост наблюдения. Они видели, как мы шли, и специально выжидали, когда мы спустимся поближе, чтобы расстрелять нас в упор. Первая же пуля попала мне в живот…
— Я находился на такой позиции, что мне удобнее всего было пробраться к лейтенанту Воробьеву,— добавляет сержант Павел Шкатов, командир отделения.— Взводный упал метрах в двух от большого дерева, но сознание не потерял и продолжал вести огонь. Я полз к нему метров 7–8, но этот отрезок под дождем пуль показался таким длинным!
— Паша подобрался ко мне, вколол обезболивающее и вложил в руку иконку. Я стрелял из гранатомета, и он перезаряжал мне магазин. На базе было 8 бандитов. До них всего метров 15. Потом подоспели два наших пулеметчика. Обрушив шквал огня, они заставили бандитов уйти. Один из них был уничтожен. Бой шел минут пятнадцать, но жизнь за это время прокрутилась в мыслях несколько раз. Страшно было одно — попасть в плен.
— Я пытался затащить командира за дерево, но очередная пуля была теперь моей… Удар в правое плечо, разрыв легкого. Дальше я уже ничего не помню,— нервно закуривая, говорит Павел.
— Я чувствовал, как силы уходят вместе с кровью. Крови я тогда потерял два с половиной литра.— Воробьев бодрится и старается говорить отстраненно, словно это и не с ним было. — Нас с Пашкой несли на носилках два километра, пробираясь по горным тропам сквозь заросли папоротника. Думал о родителях. Жалко было их. Я уже на жизнь не рассчитывал. Умирать, конечно, не хотелось, утешало лишь то, что я заканчиваю свою жизнь достойно, по-мужски, до конца выполнив поставленную передо мной задачу.
Свадьба в госпитале
Что такое любовь, Женька понял еще подростком. В музыкальной школе он сидел за одной партой с Таней Овчинниковой, которая ему ужасно нравилась. Он не мог объяснить почему, но рядом с ней ему было просто хорошо. И, вернувшись с уроков, он всякий раз с нетерпением ждал нового дня, чтобы снова увидеть Таню.
В старших классах у Тани появился новый ухажер, и Женьке частенько приходилось с ним драться, а потом он решил не досаждать любимой девушке и, уезжая в Новосибирск, не тешил себя надеждами, что она его дождется. Время от времени они по-дружески перезванивались, иногда виделись в Голухе во время отпуска. На исходе пятого курса Воробьев позвонил Тане и пригласил на выпуск. Она ответила: «Я приеду».
В ресторане, где новоиспеченные лейтенанты обмывали свои первые звезды, собралось человек шестьдесят: вчерашние курсанты, их жены и невесты, преподаватели, курсовые офицеры. В самом начале вечера Женька попросил слово. Он встал из-за стола, взял микрофон и, поздравив однокашников, сказал:
— Сегодня я очень счастлив, потому что ко мне приехала девушка, которую я очень люблю. Ее зовут Таня.
Зал зааплодировал, а Таня опешила от волнения и счастья.
Отпуск они провели вместе, потом Таня вернулась в Барнаул — она училась на технолога в пищевом институте, а Женька отправился служить на Кавказ. Они созванивались каждый день. Когда разведчики уходили на задание, Женька сообщал:
— Танюш, я ухожу на работу. Три-пять дней меня не будет, но ты не волнуйся, я обязательно вернусь и позвоню.
В те июльские дни Таня ждала звонка. Прошло пять дней — абонент недоступен. Семь, восемь, девять… О Женькином ранении она узнала от его двоюродного брата.
Первые операции лейтенанту Воробьеву сделали еще в госпитале 46-й бригады в Грозном. Дня через три он очнулся. Вернее, впервые после потери сознания подал голос. Он орал и метался в бреду. Ему снилась война, стрельба, боевики, которые атакуют со всех сторон. И этот сон крутился бесконечно. Еще через три дня он уже пришел в себя. Лечение продолжилось в Москве. Если честно, врачи не верили, что удастся поднять на ноги такого тяжелого пациента. Ему разворотило все внутренности. После каждой операции Женька был опутан бесчисленными проводками и трубками. Ноющие боли не давали покоя ни на минуту. Больно было даже говорить. Он сильно похудел, долго не вставал. Когда поднялся, стала кружиться голова, ноги не слушались. Будь на его месте кто-нибудь послабее, то, наверное, предпочел бы умереть, чем терпеть эти муки. Но Женька хотел жить. Он не привык сдаваться. От родителей он до последнего скрывал, что ранен, а когда они узнали, строго-настрого запретил приезжать к нему в госпиталь. Не хотел расстраивать близких. Таня, правда, запрета не послушалась и приехала в госпиталь.
— Видишь, я ранен. Не знаю, выживу или нет. Я не хочу быть для тебя обузой. Подумай. Я приму любое твое решение,— заявил Женька своей невесте.
— Я буду ждать, когда ты выздоровеешь. Я тебя не брошу,— уверенно отвечала Таня.
Потом снова операция за операцией. Борьба за жизнь. Жадная борьба. О возвращении в строй не было и речи. Прошло 10 месяцев, как Воробьев попал в госпиталь. К тому времени он уже стал ходить, самостоятельно есть, немного поправился.
— Я прилечу к тебе. Очень соскучилась,— позвонила Таня.
— Захвати с собой какое-нибудь платье покрасивее,— велел Женька.— Может, в ресторан выберемся, я уже почти здоров.
Воробьев уговорил врачей отпустить его в аэропорт, чтобы встретить невесту. Поехали с другом. Встретив любимую, Женька тут же подарил ей кольцо, купленное в аэропорту, посадил в машину и скомандовал водителю: «Едем в ЗАГС!». В тот день подали заявление, а на следующее утро сотрудники ЗАГСа сами приехали в госпиталь, чтобы расписать необычную молодую пару. Гостями были доктора, священник госпитального храма отец Алексей и срочник Миша Никитенко, который проходил службу в госпитале и помогал лейтенанту делать первые шаги после сложнейших операций.
Ровно через год после ранения теперь уже старший лейтенант Евгений Воробьев вернулся в Чечню. В строй.
— Я теперь вдвойне ценю жизнь, потому что знаю: она может оборваться слишком быстро и неожиданно,— признался напоследок офицер.— Я много думаю о том, чтобы изменить свою жизнь, отодвинуть службу, войну, разведку на второй план, посвятить себя семье. Но пока не получается. Есть долг и настоящая мужская работа, которая пока не отпускает. Да и я, если честно, буду не совсем я. И вот еще что… — заметно смягчив тон, обратился ко мне Евгений,— напишите обязательно про Таню, напишите, что я очень сильно ее люблю.
Юлия АФАНАСЬЕВА
Фото из архива автора
