Вторая мировая война в силусвоих колоссальных масштабов принесла их больше, потому, что наравне с армиями в пучину войны были ввергнуты огромные массы мирного населения. Кто они – эти люди? Как они жили на оккупированных немецкими оккупантами территориях? Чем питались? Какие отношения складывались между населением и захватчиками.
Основная цель данной работы: основываясь на документальных источниках, воспоминаниях очевидцев показать человека (взрослых людей) в годы оккупации. В своей работе мы не стремимся показать примеры героизма в годы оккупации, а хотим показать человека “во времени”.
Общие вопросы по оккупации СССР мы рассмотрели по книге известного итальянского историка – марксиста Джузеппе Боффа “История Советского Союза”. Автор рассматривает историю страны и общества в комплексе. Данный труд по полноте анализируемых тем, по характеру изложения, по обхвату событий “не имеет аналогов в мировой историографии”.
Кроме того, мы воспользовались стенограммами Генри Пикера “Застольные разговоры Гитлера”, где Гитлер раскрывает свой облик и отношение к советским людям как никчёмным существам, считая, например, что “нет необходимости в том, чтобы эти русские или так называемые украинцы сильно размножались… Мы не заинтересованы в росте населения. Нужно следить, чтобы в них не пробуждалось чувство собственного достоинства”.
Летом 1940 года Адольф Гитлер принял твердое решение об уничтожении СССР. “Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше. Операция будет иметь смысл лишь в том случае, если мы одним стремительным ударом разгромим все государство целиком... Принять твердое решение уничтожить Россию. Начало — май 1941 года. Цель - уничтожение жизненной силы России ”.
В своей монографии профессор Гамбургского университета - Б.Ю.Вендт, приводит неопровержимые доказательства того, что “целью оккупационной политики на Востоке были грабеж и уничтожение... местных жителей. Война против Советского Союза с самого начала была задумана как война, не считающаяся с нормами Международного права, и она велась соответствующим образом. Здесь, на Востоке речь шла о захвате территории, о порабощении населения, об истреблении интеллигенции, о разграблении ресурсов. Военный идеолог генерал Людендорф, бывший оберквартирмейстер штаба 2-ой армии писал: “Я не мечтал о территориальных приобретениях ни на Украине, ни на Кавказе, а намеривался оттуда получать лишь сырье, которое было нам столь необходимо для продолжения ведения войны. Я также думал, по мере возможности, вербовать рабочую силу на смену тем немцам, которых можно призвать в войска”.
На территории СССР война носила варварский и беспощадный характер. Гитлер назвал ее “борьбой на уничтожение”. Этой установке и должны были соответствовать практические методы. Действовавшие под эгидой Геринга “экономический штаб Ост”, которому были подчинены 23 отдела и 12 филиалов с персоналом более 6 тыс. человек, а также 250 отдельных “восточных компаний” должны были обеспечить захват жизненного пространства, организацию немецких поселений, эксплуатацию оккупированных территорий и, находившейся там рабочей силы. Уже в период подготовки к нападению на СССР, были сняты все преграды, препятствовавшие потенциалу уничтожения, планировались преступления, которые невозможно даже себе представить.
Недостатка в добровольцах не было. Поток заявлений от добровольцев начал поступать сразу после объявления по радио о начале войны. Так, одним из первых подал заявление А.Полиничко, который писал:
“С 1918 года по 1922 год находился в рядах Красной армии, защищал свою Родину. Сейчас, когда обнаглевший враг нарушил неприкосновенность наших рубежей, считаю своим долгом быть в рядах действующей армии. Клянусь, что за дело своей Родины и партии, не буду щадить своих сил и жизни”.
Еще никто не собирался формировать ополчение в таком глубоком тылу, как Адыгея, а уже поступило заявление от 65-летнего колхозника Т.Шихова из Кошехабльского района, о зачислении в ополчение. Изменившаяся на фронте ситуация заставила руководство как в центре, так и на местах продумать систему мер по формированию ополчения. По существу это была вторая волна мобилизации.
Недоучет силы противника и переоценка собственных возможностей неизбежно вели к очередному витку оккупации, теперь уже Кавказа. К лету 1942 стало очевидно, что проникновению противника на Северный Кавказ не могут воспрепятствовать слабые, оснащенные старой техникой, воинские части Северо - Кавказского направления.
Согласно представлениям немцев, Советский Союз был страной чудовищного беспорядка. Среди простых людей Германии можно было услышать такие заявления как: “И в этой ужасной стране должны были после войны поселиться немцы” Советские люди преподносились как жестокие скотоподобные существа. Многие немцы с озабоченностью спрашивали, как будут поступать в будущем с этими “зверьми”, “бестиями”. Полагали, что их нужно будет полностью уничтожить.
Все воззрения оккупантов пронизывало понятие “Untermenschen” -“недочеловеки”. Немцы считали, что “туземцам” нет необходимости учиться в школах, получать какое- либо лечение. Советские люди рассматривались как смесь более низких или низких типов человеческих особей, т.е. в действительности как “субчеловеческий тип”. И в самой Германии, и в оккупационной армии этот тезис пропагандировался в особенности в первый период войны. Действуя в соответствии с этими понятиями можно было оправдать любые зверства.
других регионах были созданы местные правительства. В городах действовали управы во главе с бургомистрами, в волостях и деревнях - старшины и старосты. Порядок поддерживала полиция, вербовавшаяся из местного населения.
Гитлеровский генерал Л.Рандулич, писал после войны: “Население обширных районов России вначале видело в немецком солдате своего освободителя. Совершенно неправильная политика притеснения народа вконец подорвала доверие народа к немецкой армии и немцам и лишили Германию проводить какую-либо политику, что в условиях горького разочарования местного населения создало партизанам все предпосылки для расширения масштабов своей борьбы”.
“ 9 августа немцы вошли в город Майкоп двумя колоннами по улицам Ленина и Больничной (ныне ). Мирные жители почти все остались в городе. На следующий день немцы на машинах с громкоговорителями на каждом углу говорили о том, что коммунистам, комсомольцам, евреям надо пройти регистрация в сборных пунктах. Гестапо располагалось на улице Краснооктябрьской (ныне гостиница “Майкоп”). Моя бабушка Гужва Таисия Филипповна была вызвана туда на допрос. Спасло ее то, что во время его вбежал какой-то человек и, по-русски, сказал, что в одном из районов Майкопа - партизаны. Бросив мою бабушку, гитлеровцы выбежали из здания. Через некоторое время в кабинет вошел власовец, и сказал, чтобы она уходила и никогда не приходила. “Отсюда никто не возвращается”, - сказал он”.(см. свидетельства очевидцев)
Конечно, и немцы не все были на одно лицо. Пахомову Павлу Ефимовичу во время оккупации Майкопа было немногим более трех лет, но он хорошо запомнил, как приходили немцы в их дом, как требовали молока и яиц и то, как один из них в обмен на яйца и молоко дал его матери консервы и крупу, сказав при этом: “Мне тебя жалко. Возьми и накорми детей”. А потом добавил: “Как надоела война”.
Но в основном, приход гитлеровских оккупантов, сопровождался гибелью мирного населения. По разным данным общее число погибших в оккупации колеблется от 12 до 15-17 млн. человек. Планомерная политика уничтожения народов России – геноцид была выбрана до начала войны. Геринг Гиммлер в 1941 г. говорил, что расстрел каждого десятого из славянского населения, уменьшит его численность на 30 млн. человек.
Не лучшая участь ожидала, в случае победы фашистской Германии, и остальное население СССР. О подлинных намерениях фашистов по отношению к горцам цинично и откровенно сказано в директиве Ставки Гитлера от 8 декабря 1941 года: “Горцы по натуре очень доверчивы, с ними работать легче, чем с другими национальностями. Нам нужно вооружить местных бандитов, передать им важные объекты до прихода германских войск, которые они сохранят для нас. ... Когда в горах наступит относительное спокойствие, всех горцев уничтожить”.
Прежде всего, Розенберг считал необходимыми использовать “исторически закоренелую ненависть между кавказскими народностями, развивая ее, идя навстречу гордости и тщеславию тех или других”, обострять национальные противоречия с целью господства в регионе.
Так вот, в национальных районах Адыгеи, Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии они говорили о своем благожелательном отношении к горцам, всячески поощряли национализм и даже выступали инициаторами мусульманских праздников.
Таким образом, мы увидели, что планы фашистских захватчиков не ограничивались завоеванием территорий. Они также включали в себя порабощение, уничтожение людей на захваченных территориях. В отношении Кавказа, еще и активное использование природных ресурсов.
Немецкие оккупанты предстали перед местным населением в качестве активных защитников ислама, прав горцев, их обычаев. В издаваемой немцами газете “Пятигорское эхо” было напечатано обращение к жителям гор: “Горец! У тебя ничего не было. Все твоё богатство отняли большевики. У тебя многое, а будет ещё больше. Всем этим счастьем твоей семье и покоем детей ты обязан великому твоему другу Адольфу Гитлеру…” На самом же деле гитлеровцы, как и везде, продолжали осуществлять на практике свою теорию, исполнять свои планы. Так Джэндар Д.Я. вспоминает о событиях в а.Понежукай: “Помню, как повесили на виселице сооруженной в центральном парке, трёх русских женщин. Это было жутко. Они провисели три дня, прежде чем их сняли…”
Захватив Майкоп, фашисты начали массовые грабежи, аресты и насилия над жителями. Главный рынок города был превращен в лагерь для военнопленных. Баранчикова Г.В. о событиях в г. Майкопе: “В здании нынешней гостиницы “Майкоп” было гестапо. В его подвалах пытали майкопчан. Наша соседка тётя Дуся тоже была арестована, сидела в гестапо и слышала крик врачей Безушко (муж и жена), которых страшно пытали. Они погибли, а тётю Дусю не успели расстрелять: пришли наши войска”(см. свидетельства очевидцев). Кровавую расправу над советскими людьми гитлеровцы устраивали не только в застенках гестапо, но и за городом. После изгнания захватчиков из Майкопа в разных местах вокруг города были найдены ямы, заполненные трупами жертв фашистского террора.
Так, по воспоминаниям майкопчанки М. Раенко, её с подругами заставили разгружать и складировать на вокзале мешки, ящики и коробки с консервами: “А чего стоило уложить в штабель высотой 10 м. и выше пакет весом до 50 кг, когда каждая из нас сама весила по 40 и 50 кг”. К тому же работа не давала гарантий личной безопасности. Жизнь и собственность советских граждан на оккупированной территории зависела от прихоти любого немецкого военнослужащего.
Снабжение жителей Кубани серьёзно ухудшилось в период оккупации. В особо тяжких условиях оказались горожане. Зарплата теряла своё значение как основной источник средств существования, да и выдавалась она на ряде предприятий лишь изредка. Побывав в Майкопе, партизанская разведка сообщила: “Населению города хлеба не выдают. Рабочим, работающим на заводах, не платят денег”. По воспоминаниям рабочих краснодарского предприятия “Главмаргарин”, им в период оккупации лишь дважды выплатили зарплату. А на полученные деньги ничего нельзя было купить: магазины не работали, да в них и ничего и не было.
Сельские жители имели больше возможностей для удовлетворения своих потребностей в удовольствии. Но их пища была малокалорийной и скудной. По воспоминаниям моей бабушки Кушу К.Б. (в период оккупации проживала в ауле Вочепший), в питании преобладала кукуруза, яйца и мясо домашних животных, которые у них не отнимали немцы.
Полуголодное существование большинства населения особенно контрастировало с питанием оккупантских войск. Нередко голодные подростки пытались воровать у оккупантов продукты, не сознавая, чем им это грозит. Так по воспоминаниям одного из майкопчан, в отсутствии матери и постояльцев – офицеров вермахта – он открыл немецкий чемодан “ там, среди разных вещей, лежала надрезанная булка белого хлеба. Голод и желание попробовать хотя бы кусочек белого хлеба побороли страх. Тогда я взял столовый нож и решил отрезать тонкий ломтик”(см. свидетельства очевидцев). На счастье постояльцы ничего не заметили. Строго относившийся к любому воровству немцы, вполне его могли покалечить или расстрелять.
Социальная политика оккупантов имела четко выраженную политическую направленность. При отделах социального обеспечения и благотворительности создавались специальные бюро помощи гражданам, репрессированным в годы советской власти. В их функции входило составление списков репрессированных, обследование состояния тех, кто претендовал на помощь, предоставление продовольствия и топлива, трудоустройство, выдачу жилищных ордеров, назначение пенсий и единовременных пособий.
Равнодушие к жизни простого человека проявлялось у солдат (и советских, и немецких) не только в том, что они убивали людей при малейшем подозрении на связь с противником, но и в пренебрежении чувствами людей, их нуждами. Солдаты могли убить человека просто так, из злости.
Так, мирные жители аула Уляп пострадали только из-за того, что попали под “горячую руку” немецких солдат. Жители аула, не сумевшие больше находится в неведении, не знавшие, чего им ждать от “новых властей”, набравшись смелости, пришли к немцам в надежде поговорить с ними. Но к несчастью, они попали на похороны немецкого офицера (он погиб в перестрелке около а.Уляп), и расстроенные потерей сослуживца немцы, решив наказать “виновных”, даже не слушая их, просто расстреляли, отводя в сторону по пять человек. Из 25 детей и стариков спастись удалось только двоим.
“Жить было трудно”, - отмечают жители края, пережившие оккупацию. Неслучайно, что и по прошествии нескольких десятилетий события того времени многие из них вспоминают как тяжелый, страшный сон.
Образ противника у большинства советских людей формировался еще до войны, а в ходе боевых действий, под воздействием гибели товарищей, сослуживцев, родных и близких он приобрел глубоко личную, эмоциональную окраску.
Конечно, противник по-разному виделся воинам Красной Армии, сражавшимся с ним на фронте, или партизанам. Иначе он выглядел в сознании тружеников тыла, удаленных от линии фронта.
Сообщения о смерти родных и близких, а после освобождения в начале 1943 г. от оккупации – вид руин и пепелищ родных очагов вызывали чувство мести населения, солдат, партизан к немцам. Это чувство было особенно развито у представителей коренных народов Кавказа, клявшихся кровью врага отомстить за разрушения и смерть и выполнявшие эту клятву.
В начале войны советские граждане разделяли немцев и фашистов. Постепенно захватчики в глазах советского населения все более приобретали черты жестокого, коварного и сильного врага, чьи действия возбудили ответные ненависть и страх. Понятия “немцы”, “фашисты”, “гитлеровцы” вскоре стали употребляться как синонимы. Таким образом, представления советских граждан о немцах серьезно изменились во время войны.
Немецкие представления о нашей стране и ее жителях также претерпели определенную эволюцию в ходе войны. Значительная часть населения Германии имела достаточно противоречивые и отрывочные сведения о Советском Союзе. Согласно этим представлениям это была страна чудовищного беспорядка. Картина страны и ее людей представлялась как исключительно мрачная, как состояние ужасного упадка и страшной нищеты. Советские люди преподносились как жестокие скотоподобные существа.
В большинстве воспоминаний, приведенных в книге Е.Ф. Кринко, например, очевидцы указывают именно на сравнительно благожелательное отношение немцев к местным жителям. Не раз можно услышать такие фразы, как “немцы во время оккупации не обижали, угощали конфетами и шоколадом”. Емтыль М.Г. (в период оккупации проживала в а.Шенджий) вспоминает: “Когда они в первый день зашли, дома у нас ничего не было. … Зашел к нам немец, посмотрел и спросил: “…Почему у вас ничего нет? А как же вы будите жить, что кушать?”… Немец … приказал нам давать кушать”.
И все равно жители ожидали возвращения Красной Армии. Но не для всех советские солдаты несли с собой “чувство радости освобождения”. Хотя, порой жизнь после ухода оккупантов была хуже, чем во время их присутствия. Так, Хуако Ш.К. вспоминает: “Мы вошли во двор и увидели ужасную вещь: солдаты (советские – Х.Г.) вытащили из нашего дома подушки и матрацы и, бросив их в грязь, сделали из них дорожку к колодцу и ходили по ним. Это было ужасно. … Ходить по лежащей в грязи подушке человека … - то же самое, что ходить по голове этого человека”.(см. свидетельства очевидцев)
Отдельной частью исследуемой проблемы является проблема коллаборационизма в годы Великой Отечественной войны. Ее важность обусловлена уже тем фактом, что размах сотрудничества с противником в годы войны носил широкомасштабный характер. По опубликованным в последнее время данным, с 1942 по 1945 гг. на стороне Германии действовало свыше 1 млн. бывших военнослужащих Красной Армии. Это превышает численность партизанских отрядов, действовавших на оккупированных территориях. Они не только служили в немецкой или власовской армии (таковых было меньшинство), но и в казачьих войсках, полиции, старостах, в качестве бургомистров, журналистов, хозяйственников и т. п.
Мотивы и формы сотрудничества с немцами были, конечно, у каждого своими. Кто-то, попав раненым в плен, боялся репрессий на родине. Кто-то считал себя обиженным советской властью в период коллективизации, кто-то считал угнетенным свой народ.
Однако после освобождения Северного Кавказа, по приказу Сталина началась депортация не только лиц, сотрудничавших с немцами в период оккупации, но и целых народов. Отголоски этих репрессивных мер, конечно, не могли не затронуть и Адыгею.
Как справедливо отмечает в своей монографии Е.М. Малышева, “при условии выделения отдельно бандитизма, связи с полицией и предательства, “работа у немцев” под угрозой расстрела, по-видимому, далеко не всегда предполагала измену Родине или отказ от идеологии марксизма-ленинизма, отречения от партии. Необходимо учитывать условия, когда при отступлении наших войск и довольно сильном продвижении армии вторжения, как это было на Северном Кавказе, значительная часть сельского населения, колхозного крестьянства не смогла эвакуироваться”.
Отношение к ним было различным. Оно формировалось в зависимости от того, в чем обвинялся тот или иной человек. Никогда не прощали убийства мирных жителей, бесчинств в период оккупации.
Это хорошо видно на примере освещения в адыгейской печати процесса по делу о предателях Родины. В июле 1943г. состоялся один из процессов над одиннадцатью карателями “Зондеркоманды СС-10а” из числа местных жителей. “Диким и оскорбительным кажется, - писала газета, - что они носят русские имена – Иван, Василий, Игнатий, Михаил… Странно слышать их русскую речь. Нет, это не русские люди. Они никогда не были русскими, как никогда не был адыгейцем провокатор Юнус Напцок. И никогда они не были честными советскими гражданами. От них воняет фашистской псиной. Это – гитлеровцы. Это люди без совести, без чести, без Родины”.
В германской пропаганде советский человек выступал как тупое эксплуатируемое существо, как так называемый “рабочий робот”. Немецкий сотрудник на основе выполняемой остарбайтерами работой и их мастерства ежедневно часто убеждался в прямо противоположном. Так и на оккупированных территориях СССР: одни принимали врага с распростертыми объятиями, а другие - с ненавистью, недоброжелательно, как встречают, очевидно, нежданных гостей.
Абстрактный образ врага, порожденный пропагандистской машиной государства в предвоенные годы, становиться конкретным, и не всегда совпадает как с той, так и с другой стороны. Ибо “образ врага” - категория динамичная, справедливому замечанию Е.С.Синявской. И у каждого человека, и у армии, и у общества в целом он менялся под влиянием множества факторов. Прежде всего, факторов восприятия. На смену наивности впечатлений первых месяцев войны в ходе боевых действий, гибели близких, насилия, руин и пепелищ очагов, - приходит чувство ненависти и мести.
На фоне грандиозных событий Великой Отечественной войны, крупных сражений и великих полководцев, жизненный опыт “маленьких людей”, не героев и не преступников нередко оказывался в тени. Но миллионы этих людей и определили итог войны. В конечном счете “маленький человек” оказывается главным героем истории. Именно поэтому его жизнь и умонастороения и представляют интерес для исследователей.
